Дураки и герои - Страница 77

Сергеев немного послушал треск костра, неровное гудение голосов в лагере, стук генераторов и звуки африканской ночи за стеной тьмы, окружавшей стоянку, и нарушил молчание.

– Родителей ты потерял в Гражданской?

– Да, – тяжело проговорил Раш.

– Сожалею.

– Ты же знаешь, что мне не нужны сожаления. Гражданская была не совсем гражданской. И мне хорошо известно, кто, как и кому помогал деньгами и оружием.

– Ты хотел бы, чтобы такая страна, как твоя, была никому не интересна? Ну, что ты… Твоя держава – это ворота, а кто же оставит ворота без присмотра? Восток и Запад сходятся в этом месте, а там, где сталкиваются два разных мира, никогда не бывает спокойно. Твой отец был умным человеком, Рашид, думаю, что ты справедлив по отношению к нему. Уверен, что он это понимал.

– А там, где сталкиваются два мира, всегда есть место таким людям, как ты, Умка. Так? И вы считаете, что можете вершить судьбы народов, которые были великими еще тогда, когда ваши предки стаей гоняли оленей по лесам? Ты думал, я шут? – неожиданно спросил Рахметуллоев. – Признайся, когда мы встретились там, в Киеве, ты думал, что я жирный шут, посредник между великим Блиновым и великими арабами? Так?

– Нет, – сказал Сергеев. – На шута ты мало походил, Раш, если тебя это утешит. А вот на посредника – это да, было. Только я-то хорошо знаю, что посредники бывают разные.

– Но я все-таки обманул тебя? – Михаил был готов поклясться, что в голосе Рашида звучала надежда. – Хасан, Блинчик… Ты же подумал на них, а не на меня?

Обманывать надежды последнее дело, особенно если учесть, что Раш действительно хорошо замаскировал свою значимость в оружейной сделке.

– Да, – согласился Сергеев, словно нехотя. – Обманул.

И понял, что попал «в настроение». Рашид довольно хмыкнул.

– Видишь… Не ты первый, не ты последний… Каждый из вас думает, что он ведет свою игру. А на самом деле все вы делаете то, что нужно мне – и в этом весь кайф! Приведи Хасана! – приказал он, не повышая голоса, на английском.

Из темноты на мгновение выступил Конго, он, оказывается, был совсем рядом, буквально в пяти-шести шагах от них, но Сергеев ровным счетом ничего не слышал. Но это еще полбеды! Хуже было то, что он ничего НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ! А должен был…

– Завтра, – повторил Рашид мечтательно. – Завтра… Умка, если ты хочешь жить, если ты хочешь увидеть свою подругу, если у тебя хватит разума не играть в героя, а выступить со мной в одной команде, то завтра решающий день.

– Что будет с грузом дальше? Мы же в центре Африки и к тому же вокруг нас – война. Ты собираешься испариться? – спросил Сергеев, не надеясь услышать ответ, но Рахметуллоев опять заворочался в кресле, закряхтел и заговорил неспешно.

– Ты же у нас умник, Умка? Так? Как ты думаешь, почему нас не трогают? Неужели за столько дней нас не засекли?

– Маловероятно.

– Вот и я так думаю…

– Не верю, что никто не знает про караван… Ты же знаешь, здесь не бывает секретов!

– Ты прав, – спокойно ответил Рашид.

– Если я прав, то этот груз уже ждут в десяти разных местах десять вождей-командиров. А может, и больше!

– Больше, – подтвердил Рахметуллоев. – Точно не знаю сколько, но мы постарались, чтобы о маршруте передвижения каравана узнало как можно больше народа. По большому секрету, естественно. Только в рассказах не было ни слова о «кольчугах» и о главном контейнере. ПЗРК*, стрелковое оружие, гранаты, мины – все вранье, но для местных царьков выглядит по-настоящему привлекательным. Они сейчас спят и видят, как наложат лапу на груз и начнут мочить соседей направо и налево! А пока – они натыкаются друг на друга на мнимом маршруте следования каравана и сокращают количество борцов за независимость в этой стране быстрыми темпами. И, заметь, Умка, все при деле!

– А каравана нет…

– Да, ты прав, – Рашид тихонько рассмеялся. – Каравана нет. И никогда не было. Но он есть.

– Ага, – сказал Сергеев. – Неплохо для цивильного, Рашид Мамедович… Что мне предстоит штурмовать?

– Ас-салям алейкум, Хасан, – поздоровался Рахметуллоев с подошедшим арабом на фарси.

Руки у Аль-Фахри были по-прежнему скованы наручниками спереди, и выглядел он, мягко говоря, не очень. Взгляд, которым он одарил свободно восседающего у костра Михаила, был далек от благожелательности.

Аль-Фахри промолчал и уселся прямо на землю, скрестив ноги.

– Когда вас приветствуют салямом, отвечайте так же или еще лучше. Поистине, Аллах подсчитывает всякую вещь… – произнес Рашид с иронией. – Неужели ты плохой мусульманин?

– Ва алейкум ас-салям, – нехотя буркнул Хасан. – Но я не желаю тебе мира, Рашид. И не желаю тебе благополучия. Ты тычешь мне в глаза словами Пророка, но забываешь, что он говорил: «Мусульманин – это человек, у которого руки, язык и сердце целомудренны и чисты».

– О да… – отозвался из полумрака Рахметуллоев и снова негромко хохотнул. – Я и забыл… Совсем забыл!

И тут же добавил по-русски:

– Видишь, Миша! Меня просто преследует мое пионерское прошлое! Как не стараюсь я проникнуться идеей, а проклятый атеизм заставляет меня думать только о деньгах!

– Что он сказал? – спросил Хасан, глядя на Михаила в упор.

– Сказал, что любит деньги больше, чем Бога… – ответил Сергеев серьезно. – И говорит, что этому его учили с детства.

– Что интересно, – произнес Рашид не менее серьезно, – вы, двое, ничем не лучше меня. Один – готов все сделать ради идеи, хоть идея эта состоит в том, чтобы угробить как можно больше израильтян и отобрать у них кусок земли, который раньше принадлежал англичанам и на котором палестинцы, сидя мирно и тихо, занимались торговлей и ни о какой независимости и не думали…